Ерусалимский Константин Юрьевич, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории и теории культуры РГГУ. 

Европейская карьера Заболоцкого

Natives of Muscovite Russia in Central Europe in the XVI. were a large group that wasnot specific ethnic group, was not based on the diaspora and is not comparable to its cultural contours of Russian abroad in. However, among the "Muscovites", "moskali" were extraordinary thinkers, social climbers, the life which we can judge by the weight ofthe sources of European origin. This article focuses on the service road, land ownership, the court its status as one of the first immigrants from the Russian kingdom in the court ofthe Polish-Lithuanian and Hungarian monarchs - Vladimir Semenovich Zabolotsky.

В.С. Заболоцкий – потомок смоленских князей; его дед и отец достигли думных чинов в Москве^[1]. Сам Владимир Заболоцкий успешно начал карьеру, был записан в Тысячной книге сыном боярским III статьи по Ржеву, а в Дворовой тетради – дворовым сыном боярским по Переславлю первым в списке^[2].

О мотивах побега Владимира Семеновича в Литву нет определенных данных. Иван IV послании Курбскому не упоминал Заболоцкого в числе своих «изменников». В ящике 215 царского архива хранилось следственное дело: «Списки сыску про Володимеров побег Заболотцкого в Литву»[3]. Иван Грозный признавал, что «Володимер Заболоцкой, розбранясь с своею братею, да бежал, а не от нашие опалы»[4]. Братом Владимира был Алексей–Азей, сестра Авдотья вышла замуж за кн. В.И. Телятевского. Двоюродный брат Данило служил Владимиру Андреевичу Старицкому, как и некоторые другие родичи В.С. Заболоцкого[5]. Что могло послужить причиной конфликта между ними, неясно.

С.Б. Веселовский отмечал, что родословцы знают двух перебежчиков из рода Заболоцких – Владимира Семеновича и Ивана Ивановича Микулина-Ярого, чья племянница Марья Андреевна была замужем за видным опричником Григорием Ловчиковым. Время выезда Заболоцких из России исследователю установить не удалось. Видимо, после побега В.С. Заболоцкого произошла расправа над его братьями и родственниками, позднее занесенными в царский синодик – Игнатием, Богданом и Федором[6]. Н.Д. Иванишев считал, что Заболоцкий «бежал из Московского государства в одно время с князем Курбским»[7]. Однако первый же акт из луцкой гродской книги упоминает Заболоцкого как владельца королевского имения уже 10 октября 1563 г., тогда как кн. А.М. Курбский бежал в Литву 30 апреля 1564 г. Р.Г. Скрынников относил побег Заболоцкого к началу 1560–х гг.[8] А.А. Зимин отметил, что в Дворовой тетради, составленной до 1561 г., о Заболоцком сказано: «Володимер в Литве»[9]. Интерпретация этой заметки в работах А.А. Зимина менялась, однако и дата «после 1557 г.»[10], и аргументы о родстве Заболоцких со Старицкими и Адашевыми, относящие эмиграцию Владимира к периоду 1560–1563 гг.[11], не учитывали польско–литовских источников, к середине XX< в. отчасти опубликованных.

До 1561 г. перемирие между Россией и Польско–Литовским государством позволяло московским воинам выезжать на временную службу к Сигизмунду II< Августу и его союзникам. Согласно запискам Ф.М. Евлашевского, после смерти Владимира Семеновича Стефан Баторий написал ему эпитафию, в которой были такие слова: «Кто был Влодымир, яко лят двадцат чтыри стравил на дворех кроля венкгерского и полского...»[12]. В сохранившейся до наших дней эпитафии короля Стефана в рукописи библиотеки Чарторыйских нет слов о 24–летней службе Заболоцкого, однако нельзя исключать, что известная ныне эпитафия не была окончательным текстом[13]. Отсчитывая 24 года от дня его гибели, 24 апреля 1580 г., делаем вывод о том, что бегство Заболоцкого состоялось в 1555-1556 гг. Эти ориентиры находят подтверждение в актах Слонимского гродского суда.

Самым ранним земельным пожалованием Сигизмунда II Августа В.С. Заболоцкому была Деревная в Слонимском повете, ранее принадлежавшая Матею Охмистровичу и его жене Катерине. Пожалование можно датировать примерно апрелем – началом мая 1556 г. В октябре 1556 г. местные господарские бояре обвинили нового урядника Ивана Грешного в нападении на их владения, оскорблениях, угрозах, побоях и захвате «гридни». Из жалобы также явствует, что Заболоцкий забрал у бояр часть их земли и посадил на нее своих подданных[14]. Пожалования Сигизмунда II Августа В.С. Заболоцкому 1560–х гг. упоминают его венгерскую службу, женитьбу на венгерке и переход в польско–литовское подданство[15]. Выбор между Венгрией и Литвой не стоял остро. Можно было принять подданство Сигизмунда II, при этом в мирные для Польши и Литвы годы служить Яну II Заполяи. В Венгрию московский эмигрант попал с согласия «покойного Тарло», установившего численность его конного отряда и оплату[16]. Женился Заболоцкий на представительнице знатного венгерского рода, которую польско–литовские акты именуют Аленой Череповичовной. Никакой другой информации об их семейной жизни в нашем распоряжении нет. Алена умерла раньше своего мужа.

Заболоцкий неоднократно возвращался к Сигизмунду II Августу до начала войны против России. Готовясь к широкомасштабной войне с Россией, в мае 1563 г. Сигизмунд II обратился к венгерскому королю с просьбой отправить Заболоцкого в Ливонию, обещая отпустить его к венгерскому двору по завершении войны[17]. Сам Заболоцкий также просил короля об этом. В начале февраля 1563 г. Заболоцкий получает из королевской казны 15 локтей дамасковой ткани на 22 злотых, один лундыш, а также 50 злотых за приезд «к Его Величеству»[18].

Выехав из Русского государства на королевскую службу, Заболоцкий объявил, что оставил крупные земельные владения в Московском государстве. В первой половине 1556 г. ему переходит слонимское господарское имение Деревная. В 1565 г. король пожаловал «вечъне» Заболоцкому «двор свои замъку Слонимъского, названыи Деревъную»[19]. В сентябре 1561 г. получил кременецкий двор и лес Лепесовку[20]. Получение Лепесовки, входившей во владения королевы Боны Сфорца, а позднее Ляховичей, где держали земли слуги королевы Барбары Радзивилл, могло быть вызвано службой Владимира Семеновича матери Сигизмунда II, королеве Боне. В год его появления в Польско–Литовском государстве Бона собиралась отправиться в Милан, чтобы уладить свои финансовые проблемы. Одновременно собиралась выехать в Венгрию сестра Сигизмунда II королева Изабелла. Надо полагать, юный московский боярич В.С. Заболоцкий пришелся к этим сборам, был награжден за выезд всесильной королевой–матерью и отправился в Венгрию в охране королевы Изабеллы.

В привилее от 10 августа 1565 г. Заболоцкий назван лишь дворянином короля и держателем Лепесовки. 30 сентября 1566 г. в Ляховичах открылась осенняя судебная сессия Новогрудского повета, и к тому времени старостой ляховицким уже был Заболоцкий[21]. Замок Ляховичи много лет назад был передан Сигизмундом II< в вено королеве Барбаре Радзивилл[22]. Уже во время войны с Россией Сигизмунд II< предоставил замок в управление И.А. Солтану за долг в 3 тыс. коп грошей. Назначая старостой В.С. Заболоцкого, король компенсировал долг И.А. Солтану. Обмен держаниями состоялся незадолго до 1 июля 1566 г.[23]

В.С. Заболоцкий и его жена вступили во владение замком как держатели до «живота» с правом на 6 тыс. коп грошей. Размер Ляховицкого владения описан в реестре налоговых сборов, хранящемся ныне в составе обширного конволюта налоговых реестров Речи Посполитой за 1563–1596 (или 1592) гг. в ф. 1 Киевского исторического архива. Общая площадь этих владений впечатляет – 363 влоков, 1 морг, 18 прутов[24] Таким образом, на середину 1560–х гг. Заболоцкий – держатель Лепесовки в Кременецкой земле и королевского имения Деревни (Деревная) в старостве Слонимском, староста Ляховичей и, по заключенному на рубеже 1567–1568 гг. договору с Олбрахтом Ласким и в обмен на подольские имения, держатель Глуцка.

Осень 1563 г. Владимир провел в Лепесовке. Здесь он втянулся в вооруженный конфликт с семьей епископа владимирского и берестейского. Сторона епископа обвиняла в нападении московитов и настаивала, что между противниками ранее не было «никгды никоторого заишътья и причины». Из обвинений в его адрес можно понять, что сам он обвинял епископа и его слуг в том, что они в нетрезвом виде совершили нападение на московитов[25]. На суде страшный образ нарисован стороной епископа. Московиты совершают нападение на мирных людей, совершают убийство, избивают, добивают своего раненого, грабят имущество епископа и его слуг, захватывают заложника, вымучивают из него показания древесным угаром.

Заболоцкий был принят при дворе кн. К.К. Острожского, заинтересованного в противостоянии с Борзобогатыми, слугами О. Лаского и Б. Острожской[26]. Владимир посылает к Острожскому Степана Борзобогатого, рассчитывая на протекцию киевского воеводы. Вскоре он поехал к воеводе, встречался у Острожского со Степаном, получил от него опровержение его показаний, дважды говорил с князем[27]. Исход дела не известен. Можно предположить, что протекция Острожского была для Заболоцкого и его слуг достаточной защитой. Вялый конфликт московита с Борзобогатыми продолжался пограничными стычками.

В апреле 1564 г. Владимир Заболоцкий указан в числе московитов, которые получили награду из королевской казны. Его вознаграждение в несколько раз больше, чем даже у самых знатных из прочих пожалованных московитов[28]. Вернувшись к Сигизмунду Августу от Яна Заполяи, Заболоцкий втягивается в военные сборы на Московском фронте. На рубеже 1565–1566 гг. он вновь уезжает в Венгрию и по этой причине не присутствует на Виленском сейме ноября 1565 г. – марта 1566 г., на котором в его отсутствие рассматривался иск против него Г. Шумбарской. После его возвращения король возобновил процесс и снял с московита все обвинения[29].

Конец лета и осень 1567 г. В.С. Заболоцкий во главе 200 солдат провел на Московском фронте в приграничных боях. О трудностях военных сборов свидетельствуют жалобы новогрудских шляхтичей и суды, предшествовашие военным сборам. Староста попытался урезонить шляхту и получил даже на это одобрение короля, но шляхтичи отказывались и «судитися» у старосты, и «на воину пры нем ездити»[30]. Отношения В.С. Заболоцкого с новогрудско–ляховицкой шляхтой накалились. В июле – августе 1567 г. ему пришлось перед судом доказывать, что он не причиняет местной шляхте зла и не проводит конфискаций. Шляхтич И.И. Бородич, служивший в роте Заболоцкого, в ответ на требование об уплате жалования был дважды посажен в тюрьму[31].

11 июля 1567 г. гетман наивысший Великого княжества Литовского Г.А. Ходкевич обращался к гетману дворному кн. Р.Ф. Сангушко с призывом идти на помощь кн. К.И. Вишневецкому к Чашникам, где ожидалось нашествие московитов. Ходкевич отправляет на помощь Сангушко несколько рот и посылает письмо В. Заболоцкому с приказанием идти на помощь Сангушко[32]. Переброска войск прошла незаметно, и 28 июля Сангушко извещал короля о победе у урочища[33]. Согласно реляции, осенью 1567 г. «Влодимир москвитин» захватил в районе Суши московского воеводу[34]. В акте от августа 1576 г. упоминается, что еще до его отъезда за границу Владимир Семенович «вязни з воиска неприятельского брал»[35]. О других подобных успехах В.С. Заболоцкого мы не знаем и можем отнести этот рассказ к лету – осени 1567 г.

На начало ноября 1567 г. В.С. Заболоцкий – при короле в Лебедеве. Королевские судные книги содержат его ответ на обвинении в захвате собственности Я.М. Мазурко. Владимир обязуется на ближайший день св. Мартина, 11 ноября, отдать имение со всем, что в нем было на момент смерти Л.М. Мазурко[36]. В декабре Заболоцкий был внесен в реестр ротмистров, которые должны были получить жалование на следующий год. Ему причиталось по 800 коп грошей из земских налогов Новогрудского и Ошмянского поветов[37].

В Лепесовке, как и в Деревной, людям Заболоцкого в это время приходится конкурировать с подданными и слугами могущественных магнатов. В Слонимском повете это – Радзивиллы, Воловичи, Сангушко, в Кременецком – Збаражские, Острожские, Лаские[38]. Видимо, в конце 1567 или в первые дни 1568 г. В.С. Заболоцкий вступил в соглашение с О. Ласким и в рамках договора по Глуцку передал ему свои права на Лепесовку. Королевский привилей подтвердил власть нового держателя[39]. Однако, приехав на королевский двор в Кнышин, Заболоцкий был уже настроен против сирадского воеводы и убедил короля, что Лепесовка передана Ласкому не по праву. Сигизмунд II Август отменил свой недавний привилей и обратился к Ласкому и его наместникам с требованием вернуть Лепесовку Заболоцкому[40].

В 1568 г. тянулось судебное дело между В.С. Заболоцким и кн. Л.А. Сангушко-Кошерским, в котором Владимир обвинял своего противника «о зельженье и шкоды», а князь его – «о поранене слуг своих и о заступленье ему дороги». Стороны никак не приходили к соглашению, а король откладывал окончательное рассмотрение, так как был занят подготовкой Люблинского сейма[41].

Сейм 1569 г. был переломной вехой в истории Польско-Литовской державы. В ходе Люблинского сейма 20 февраля 1569 г. были рассмотрены жалобы шляхты, потребовавшей лишить московитов их обширных владений. Курбский был обвинен в том, что нарушал «право и Статут», владея Ковельским и Кревским замками, Заболоцкий – в якобы чинимых им «великих кривдах и стисненях» и в том, что бесправно владел державой Ляховицкой. Король не признал обвинений[42]. Тем не менее, королю пришлось пойти на уступки, причем, судя по завершению дела, эти уступки, ценой в том числе и имущества московитов, компенсировали литовским магнатам их утраты, понесенные из–за сопротивления королю и инкорпорации русских земель. Король утратил право раздавать “bona regalia” на вечном праве.

После завершения сейма Курбскому пришлось расстаться со староством Кревским и ограничиться урядом державцы ковельского, а Заболоцкий сохранил «вечное» право на Деревную[43], но попал в число должников за Ляховичи, оставаясь в этом списке до самой утраты староства в пользу Яна Ходкевича[44]. О< выплатах <Заболоцкого с <новогрудских королевских <имений за 1567 г. Ходкевича <осведомили в <королевской канцелярии 7 октября 1571 г.[45] Выплаты с Ляхович продолжались до декабря 1569 г.[46] Вскоре, однако же, король поддержал требования шляхты и стоящих за ней магнатов, лишил Заболоцкого замка и передал его старосте жмудскому Я.И. Ходкевичу в обмен на Свислоцкое имение и пущу Обчовскую в Волковыйском повете, которые de jure Сигизмунд II взял «к рукам своим»[47].

В сентябре 1569 г. Заболоцкий во главе отряда своих слуг напал на имения кн. Ю.Ю. Слуцкого. Ущерб был весьма значительным: были убитые и раненые среди бояр Слуцкого, московиты обвинялись в грабежах и бесчинствах. Князь выступил с иском против Заболоцкого в слонимском гродском суде. Однако по королевскому «листу» московит должен был судиться только на королевских судах и получил освобождение от повесток из нижестоящих инстанций. В это же время готовились осенние военные сборы, на которые Заболоцкий должен был выставить 200 всадников. Король освободил его на время сборов от всех судов по иску Слуцкого[48].

По сообщению агента императора Максимилиана II аббата Цира, в октябре 1569 и январе 1570 г. «Владимир князь Московский» («Wladimirus dux Moscovita») предлагал императору поддержку против османского ставленника Яна Сигизмунда Заполяи в Трансильвании[49]. За деятельностью Заболоцкого непрестанно следил и Иван IV. Русские послы отчитывались в статейном списке 1571 г. о Заболоцком, в подробностях освещая два события – войну за Глуцк с Ласким и выезд изменника из Речи Посполитой в Трансильванию. Причиной его войны с воеводой сирадским послы называют взаимные имущественные претензии. Король даровал Заболоцкому в Подолье имение в 600 дымов. Послы имеют в виду кременецкое имение Лепесовку. Заболоцкий вступил в вассальные отношения с Ласким и выменял у него за свое имение Глуцк, городок в 18 милях от Менска. При этом «на всякие службы» он должен был выступать с Ласким во главе 50 конников. Далее с доступной для дипломатов полнотой они рассказали царю о войне между В. Заболоцким и О. Ласким за Глуцк[50].

События, изложенные московскими послами, охватывают период от военных сборов короля в конце 1567 г. и до конца 1570 г. В октябре 1569 г. Заболоцкий предлагал имперскому посланнику посредничество в вовлечении Яна Заполяи в антиосманскую лигу, вероятно, уже имея намерение отправиться на службу в Трансильванию. Однако его удерживали счеты с О. Ласким. Конфликт за Глуцк король попытался остановить силой в ноябре – декабре 1570 г. Обстоятельства обмена между Ласким и Заболоцким не вполне ясны. Согласно «листу» Стефана Батория от 17 мая 1576 г., воевода сирадский «упросил у его кролевское милости именье, в земли Волынскои лежачее, названое Лепесовку, перво вжо тому дворянину нашому Володимеру Заболоцкому за службы его з ласки его милости господарское даное, на што и данину привилеи короля его милости маеть»[51]. Сигизмунд II Август отозвался на просьбу Лаского. Трудно сказать, действительно ли это решение было принято без предварительного договора Лаского с Заболоцким: в правление Стефана Батория Владимир был заинтересован представить захват его волынского имения как результат сделки, подготовленной без его согласия. Согласно статейному списку царских послов, московит разочаровался в обмене не сразу. Янушпольский урядник Лаского Петр Горецкий заявлял, что он «водле [л]исту а данины» короля вступил во владение Лепесовкой. В конце апреля его встретил в имении Заболоцкого его урядник Федор, которому Горецкий дал три дня на сборы[52]. Судя по всему, никакого сопротивления Ласкому Заболоцкий тогда не оказывал.

Благосостояние старосты–московита ухудшилось, и он решился на конфликт с королем. Постановление суда Генриха Валуа по Ляховичам от 3 апреля 1574 г. содержит слова В.С. Заболоцкого о том, что король отнял у него староство «з нарушеньем права его и малъжонки его доживотъного». В ответ на это Лаский, не покидая арендованного имения, попытался выдавить противника из Глуцка. Как можно судить по рассказу послов, под предлогом торжественного пира на посаде сторонники воеводы сирадского выманили из города урядника, поставленного Заболоцким, а в это время город был тайно занят урядником Лаского, который запер ворота и расставил своих людей на боевые позиции. В ответ Заболоцкий осадил и сжег город. Лаский не смирился с поражением и выбил московитов из своего имения.

Состоялся ли очный суд между В. Заболоцким и О. Ласким? Можно предположить, что слова московских послов о королевской «опале» говорят о том, что королевский суд приговорил Заболоцкого к «баниции» - под страхом смерти тот должен был покинуть территорию ВКЛ. Литовская Метрика усложняет картину событий вокруг Глуцка в 1569–1570 гг. В 1565–1566 гг. О. Лаский отдал свои Глуцк, Гольшаны и Пашкишки в «заставу» за 3 800 коп грошей. С 1565–го по 1568–й гг. в казну с этих имений не поступали налоги[53]. Из суммы налога Лаский собирался заплатить долг ротмистру кн. Ярошу Жижемскому (3 тыс. коп грошей – цена Глуцка) и литовскому подканцлеру О.Б. Воловичу (800 коп грошей – цена Гольшан и Пашкишек). Лаский передал три имения Жижемскому в 1570 г. на три года с обязательством по истечении этого срока выплатить ему всю сумму долга в обмен на заложенные имения. Пашкишки были отданы им в держание его служебнику Якубу Кресимскому и в аренду служебнику М.Ю. Радзивилла С. Горецкому.

Получив от воеводы сирадского запись на его волынские и литовские владения, Жижемский так и не смог занять их, поскольку они были заняты совсем другими людьми – В. Заболоцким и С. Тарновским. Между тем Сигизмунд II Август, проведя расследование, передал Глуцк королевскому секретарю Валентину Иберфельту. Это не привело к выезду из замка В.С. Заболоцкого, хотя он передал Иберфельту хозяйство и подробное описание имения[54]. Внешне подчинившись королю, Владимир Семенович продолжал контролировать замок своего противника[55]. Королевский поверенный (инстигатор) поддержал судебное дело О. Лаского против Заболоцкого. Суд должен был состояться еще 7 ноября 1570 г. Заболоцкий приехал сам, а истец на суд не явился. Король отложил слушания на день Петра и Павла следующего года, но к тому времени Владимир Семенович отбыл в Венгрию[56].

Произошло это не ранее января 1570 г. и не позднее начала 1571 г. (вероятнее всего – в ноябре – декабре 1570 г.)[57]Получив от Сигизмунда II приглашение вернуться, Заболоцкий вынудил короля обратиться к нему с «заветными листами». В Короне он объявил, что приехал по первому зову, так что, по официальной версии, предупредительные письма не застали его на месте именно потому, что он уже был на пути к королю. Из слов московского статейного списка 1571 г. может следовать, что Сигизмунд Август отказался менять расстановку сил в конфликте Заболоцкого с Ласким: «А ныне Володимер в Угрех, а толко ему вперед быти в Литовской земле, и ему от Лаского быти убитому. А паны радные все и всею землею его не любят, а зовут его лотром же и злодеем и дву господарей изменником»[58].

Причина перемены в отношении короля к своему слуге лежит, вероятно, в решениях Люблинского сейма, которые прямо коснулись материальных интересов В.С. Заболоцкого. Я.И. Ходкевич после сейма должен отдать королю свои волковыйские имения за староство Ляховичи, а также жмудские имения. Ходкевич занял Ляховичи, но не спешил освобождать Свислочь и не намеревался расплачиваться с Заболоцким по королевским долгам.

После смерти Сигизмунда II Августа Заболоцкий еще какое–то время провел за пределами Речи Посполитой. В корреспонденции Я. Ходкевича Архива Радзивиллов обнаруживается письмо, написанное трудно читаемым почерком самим Ходкевичем, под датой «1573 г.». Ходкевич предупреждает воеводу виленского об опасности, которая может грозить во время выборов. Шурин старосты жмудского кн. М. Чарторыйский назвал ему заговорщиков, которые могут быть наиболее опасны, поскольку уже сплели заговор и готовы к выступлению. Первым назван в их числе Андрей Курбский, который, согласно письму, ведет переговоры с Радзивиллом только для прикрытия. Князь стремлении стремлении Ю. Слуцкий подозревается в стремлении занять трон, князь К. Вишневецкий <старается избежать <встречи с Радзивиллом, поскольку также включен в заговор, и более того, уже «послал за Владимиром, которого они хотят использовать как один из инструментов своей измены»[59]. Все подозреваемые в заговоре составляют элиту православной шляхты русских земель. Сведения Я. Ходкевича, а также слухи об измене православной элиты и попытки старосты гродненского А. Ходкевича вступить в контакт с русскими магнатами позволяют выдвинуть гипотезу, что часть элиты Волыни, Киевщины и ВКЛ, пытаясь дискредитировать габсбургскую и московскую кандидатуры и одновременно сторонников Ходкевичей и Радзивиллов, выдвигала князя Слуцкого в первые ряды в борьбе за власть и за исход выборов. Из московитов, как можно думать, основываясь на письме Ходкевича, по крайней мере, Курбский и Заболоцкий поддержали Слуцких и Острожских[60].

Первое межкоролевье В.С. Заболоцкий провел за границей Речи Посполитой[61]. М. Стрыйковский выводит Заболоцкого на сцену в своей поэме на въезд и коронацию Генриха Валуа в Краков 18 и 21 февраля 1574 г., причем из поэтических или каких–то еще соображений он назван перед Курбским и только по имени, как иногда делали в русском посольском ведомстве и в актах ВКЛ[62]. Надо полагать, Заболоцкий действительно был на коронационных церемониях, по крайней мере, вскоре после них на коронационном сейме он подал жалобу о том, что ему и его жене не были компенсированы 6 тыс. коп грошей за «вси фольварки и волость Ляховицкую»[63].

Согласно Ф. Евлашевскому, хорошо осведомленному в делах Ляховицкого замка, окончательное решение было принято королем на его последнем сейме 12 июня 1572 г.[64] Два королевских привилея от 10 апреля 1572 г. подтверждают эту датировку. Экс–староста покинул Ляховичи «спокоине», однако за внешней покорностью таился протест: из причитавшихся ему 6 тыс. коп грошей В.С. Заболоцкий собрал за весь срок владения королевским имением чуть более 2 400 коп грошей.

Выборы короля принесли Заболоцкому шанс на возвращение староства или части денег. Делу был дан ход, как только к власти в Речи Посполитой пришел Генрих Валуа. Декрет его суда от 3 апреля 1574 г. сохранился до наших дней на пергамене, заверенном подписью и вислой печатью короля, а также в 57–й книге Литовской Метрики. Постановление суда в Кракове было благоприятно для московита. Владимир был освобожден от каких–либо долгов и претензий по Ляховичам. А на сенатора было наложено обязательство выплатить бывшему старосте недособранную им огромную сумму[65].

Приход Стефана Батория на трон Речи Посполитой открывал его слуге и соратнику яркие перспективы. Владимир Семенович начал решительно отвоевывать свои права и мстить обидчикам. Сохранился автограф письма Заболоцкого к Я.И. Ходкевичу, написанного, вероятно, 5 мая 1576 г.[66] Он извещает каштеляна виленского о решении короля провести ревизию московских границ. Обвинение в измене звучит здесь от самого Заболоцкого в адрес кого–то из окружения Ходкевича. Можно предположить, что этим окружением была литовская рада, а жесткая риторика подавала знак, что король недоволен позицией литвинов и готов пойти на репрессии. И это был выразительный жест короля: письмо Ходкевичу с объявлением королевской воли было отправлено от имени московита, имевшего личные счеты с Ходкевичем[67].

Через две недели король подписывает в Кракове постановление по Лепесовке. Ласкому было предъявлено обвинение в несоблюдении предписаний Сигизмунда II< Августа. De facto это означало, что аннулировался договор В. Заболоцкого с О. Ласким; привилей Сигизмунда II< Августа Ласкому на Лепесовку от 20 января 1568 г. переставал действовать. Стефан Баторий в своем «листе» 17 мая 1576 г. призывал сирадского воеводу освободить это имение, однако проигравшая сторона подчинилась королевскому постановлению лишь в августе[68].

Тогда же, когда велась борьба за Лепесовку, Заболоцкий вернул себе Радошовку. Ее держатель С. Крушинский был служебником воеводы сирадского. Перед смертью Крушинский высказал обеспокоенность тянущимся судом с Заболоцким, а уже в последние часы жизни вспоминал о денежном долге Лаского, выплаты которого шляхтич так и не дождался[69]. Об издержках восстановления прав Заболоцкого в июле – августе 1576 г. говорят жалобы Крушинских в кременецкий уряд о насилиях, чинимых Заболоцким при вступлении в Радошовку. Суд, не отступая от повеления Стефана Батория, приговорил Крушинского через пять недель покинуть имение. Тот заявил в ответ, что имения не отдает, но и воле короля не перечит[70]. Коморник короля проследил выполнение приговора и вместе с Заболоцким неумолимо выдворил из имения жену С. Крушинского Ганну[71]. Однако в те же августовские дни Заболоцкий пересмотрел свои отношения с конкурентами, вступил в сделку с Крушинским и записал имение его жене, оставаясь формально его владельцем[72].

В первые же дни польского правления Батория за свои подвиги в Семиградье и на войнах против России Заболоцкий получает «деръжаву Биръштаньскую», принимая ее от престарелого войского маршалка троцкого А. Владычки[73]. А на следующий день из рук короля он получил московскую кольчугу. Среди награжденных бехтерями, ручницами, саблями, пороховницами награда Заболоцкого уникальна своим московским колоритом[74]. Пан “Wlodymir” был отмечен как выдающийся москаль, своеобразный эталон москаля на королевской службе. Поток милостей Стефана Батория этим не исчерпывался. 18 августа 1576 г. В. Заболоцкий получает привилей на пожизненное владение войтовствами Малецким и Жобаковским (Кобаковским) в Блуденской волости Кобринского замка, потеснив О.Б. Воловича. Волович медлил с выполнением указаний, и 13 декабря 1576 г. король просил его поторопиться[75].

На Торуньском сейме вновь обсуждался вопрос о правах на Ляховичи. В.С. Заболоцкий, чувствуя себя гораздо увереннее под рукой Стефана Батория, вновь поднял вопрос о денежной компенсации за староство. Я.И. Ходкевич мог считаться к тому времени потерпевшим не меньше Заболоцкого. Воевода виленский не получил жмудские Ботоки, которые оставались во владении кн. В. Збаражского. Король, не имея денег в казне, чтобы выкупить Ботоки у Збаражского для Ходкевича, разрешил самому Ходкевичу выкупить это имение за 2 тыс. коп грошей у князя и записать себе эту сумму, чтобы компенсировать ее из доходов имения. Эти две тысячи и весь долг Заболоцкому разрешено было выплатить со Свислоцкого имения, которое так и не перешло в казну и тем проще было возвращено Я.И. Ходкевичу в компенсацию его убытков[76]. Этим решением распутался узел противоречий между королем и магнатами и закладывался еще один камень вражды в отношения Заболоцкого с Ходкевичами и Радзивиллами. Перед Полоцким походом Я.И. Ходкевич завещал «замок и место Ляховичи з волостью и з фольварками у воеводстве Новъгородском лежачое» своей жене К. Зборовской[77]. Спустя шесть лет после смерти Я.И. Ходкевича староство Ляховицкое перешло к маршалку земскому ВКЛ М.–К. Радзивиллу[78].

Урядник лепесовецкий мог ошибаться, когда в первой половине декабря заявил в суде, что требует отложить вызов против его пана, поскольку Заболоцкий «есть при его кролевское милости на сейме валном»[79]. Торуньский сейм закончился 29 ноября, но сразу после сеймовых «причин» у Заболоцкого появилось новое законное основание для судебной неприкосновенности: вместе с королем он отправился в Гданьскую экспедицию. В августе и сентябре 1576 г. Заболоцкий возглавляет отряд в 25 человек в числе королевских венгров, на который получает на королевском дворе по 6 венгерских злотых на человека за месяц, и в сумме – 383 венгерских злотых 10 грошей[80]. Видимо, это было ядро его роты в Гданьском походе.

Пруссия открыла для В.С. Заболоцкого новые перспективы. В привилее от 27 февраля 1577 г. подробно описывался и служебный подвиг Владимира. Когда под Тчовом немцы подступили к королевскому лагерю, В.С. Заболоцкий со своим отрядом бросился в атаку, был ранен, но продолжал сражаться[81]. Его подвиг отражен в «Польской хронике» И. Бельского[82]. Позднее король отдавал должное московиту, признав в нем характер «не человека, а быка или льва»[83]. За свои подвиги под Гданьском Заболоцкий был награжден имением и сосредоточил в своих руках всю волость Блуденскую[84]. В феврале 1577 г. В.С. Заболоцкий стал крупнейшим московитом–землевладельцем в Речи Посполитой, видимо, за всю ее историю[85]. Это был шаг к богатству и славе и одновременно очередной вызов литовской раде, и прежде всего владельцу Кобринского замка литовскому подканцлеру О.Б. Воловичу. Тот открыто выступил против участия литвинов в Гданьской экспедиции, призывал короля усилить гарнизоны ливонских крепостей и границы с Россией[86]. Король, конечно, незамедлительно компенсировал подканцлеру ущерб[87].

Королевская милость распространялась и на людей Заболоцкого. В Литовскую Метрику был занесен акт о награждении его служебника М. Петровского, согласно которому король велел подыскать для шляхтича 10 влок «людми оселых» в Великом княжестве Литовском[88].

Весной 1577 г. Заболоцкий принимает решение продать часть своего волынского имения. 6 апреля в Дубно в присутствии каштеляна виленского Я.И. Ходкевича и воеводы киевского кн. К.К. Острожского была заключена сделка между ним и Язловецкими о продаже Лепесовки за 800 коп грошей. Себе, жене и потомкам Владимир Семенович оставлял лишь Радошовку и накопленные в амбарах Лепесовки хлебные запасы[89]. Сохранилась дарственная запись Заболоцкого Г. Крушинской на Радошовку. В обрывке акта упоминаются продажа Лепесовки – сделка 6 апреля 1577 г., и приведен «лист дарованыи» Заболоцкого на Радошовку – акт сделки 23 апреля 1577 г. Имение перешло к новым владельцам. В октябре 1579 г. мировой сделкой закончилась борьба за Радошовку между Петром Крушинским и новым мужем Ганны П. Леским[90].

Лаский сохранял свои позиции на Волыни, несмотря на одержанную Заболоцким победу в борьбе за Лепесовку и Радошовку. Своей победой Владимиру не пришлось воспользоваться, и он без промедления конвертировал в деньги ее плоды. Главный результат для сирадского воеводы заключался в том, что его могущественный противник ретировался. Это была Пиррова победа Заболоцкого. Устранив напряженность в своих давнишних имениях, он более деятельно вмешался в дела Великого княжества Литовского, где еще более могущественные, чем Лаский, Радзивиллы не терпели чужаков, тем более – пользующихся поддержкой короля, избранного «братьями поляками».

В числе королевских венгров Владимир Московит (“Wlodimae Moschovita”) вновь получает 12 февраля 1579 г. жалованье на 25 конников. Кроме него, помимо венгров, получают вознаграждение за службу еще двое московитов – “Agis Moschovita” и “Brectiar Moschus”, в которых нетрудно узнать Аг.В. Сарыхозина и О. Бахтияра Измайлова[91]. Книга Литовской Метрики № 64, в которой собраны привилеи кануна Полоцкого похода и лета – осени 1579 г., содержит акты о награждении новыми земельными наделами этих трех гвардейцев – В.С. Заболоцкого, Аг.В. Сарыхозина и О. Бахтияра Измайлова.

Иван IV в своем послании Стефану Баторию в конце июня 1581 г. называет Заболоцкого вторым после кн. А.М. Курбского изменником, пришедшим с королем в июле – августе 1579 г. под Полоцк. Письмо Стефана Батория Ивану IV от 2 августа 1581 г. подтверждает, что “Włodzimirz” воевал под Полоцком, но, по сравнению с царским посланием, сглаживает его роль в завоеваниях короля[92]. За военные успехи 17 октября 1579 г. Заболоцкий получил трабское имение Глебовичей, тогда как жене Я.Я. Глебовича и ее сыну Адаму Гайко король обязался полностью выплатить из казны записанную им на имении сумму[93]. Тогда же Кристина Зборовская, жена Я.И. Ходкевича, получила предписание передать другому королевскому гвардейцу Г. Бекешу Бирштаны и Бирштанское лесничество[94]. Эти распоряжения относились к одному комплексу мер – насаждению ставленников короля на старостинские должности в Великом княжестве Литовском, что, в свою очередь, вело к ограничению прав литовских магнатов. После смерти Заболоцкого эти владения король удержал, не допустив на них литвинов, и передал близким Заболоцкому полоцким воеводам.

Менее чем за месяц до своей гибели державца трабский В.С. Заболоцкий приобрел право «пожиток лепшии учинити, местечко на воли осадити и там торги постановити» в своем имении Деревная. Став основателем городка в своем земском имении, Заболоцкий достиг последнего в своей жизни имущественного пика[95].

Сохранился ряд уникальных источников о последних двух днях жизни Заболоцкого. Поводом для вооруженного столкновения, разыгравшегося в апреле 1580 г. в Вильне, послужила словесная перепалка Заболоцкого с каштеляном троцким. Служебник Заболоцкого Ф.М. Евлашевский, посвящает виленской бойне и ее последствиям 5 или 6 листов своего дневника. Однако в следственном деле Евлашевский не фигурирует. По всей видимости, он собирал информацию уже post factum. Показания свидетелей и участников конфликта были записаны в книге Виленского гродского суда, от которой до нас дошел лишь отрывок или черновой набросок[96]. Ценные сведения о реакции короля, находившегося в то время в Вильне, содержит краткая записка, отправленная им Радзивиллу после смерти московита. Акты Литовской Метрики отразили обстоятельства судебной борьбы вокруг имений Заболоцкого. Не прошли мимо этих событий и московские послы, старавшиеся выяснить подробности столкновения для своего статейного списка.

23 апреля 1580 г., в Вильне во время выезда короля с придворными в город произошла размолвка москвитина с гетманом великим Криштофом Радзивиллом–Перуном. Началось все с того, что Заболоцкий не снял перед могущественным придворным шляпы. Радзивилл бросил своему оскорбителю: «Изменник!», – на что услышал ответ: «Ты сам такой!». Когда Криштоф рассказал о случившемся отцу, канцлеру М.Ю. Радзивиллу, тот призвал сына к мести[97].

Нежелание приветствовать высокое государственное лицо снятием шляпы было для придворного мира Речи Посполитой грубым нарушением этикета. Конечно, подобное нарушение иногда сглаживалось, особенно в кругу знающих друг друга лиц. Ф. Евлашевский оправдывает Заболоцкого именно так, ссылаясь на его рассеянность.

Стимулом для трагической развязки перебранки Радзивилла с Заболоцким было слово «изменник». Это была болезненная тема не только для воеводы виленского и каштеляна троцкого, но в еще большей мере – для московита–перебежчика. В московских «наказных памятях» и «статейных списках» времени Заболоцкий фигурирует вторым в ряду с «изменниками» А.М. Курбским и Т.И. Тетериным-Пуховым. При этом в политической жизни 1576–1580 г. Заболоцкий, в отличие от Курбского, принимал участие и был на виду. Уличения в измене Курбского, Заболоцкого, Тетерина, Бельского и др. в письмах царя и речах его посланников зачитывались, произносились вслух, обсуждались королевским окружением, шляхтой. После войны за Глуцк с Ласким на Заболоцкого была наложена баниция, в литовской раде о нем говорили как об изменнике, а в 1579 г. он даже прервал посольскую церемонию, бросившись доказывать московским послам, что изменником не является.

На стороне Радзивиллов собрались их сторонники – ротмистры и «большое число солдат». Всю ночь с 23 на 24 апреля разрабатывался план действий, шпионы доносили о действиях Заболоцкого и предлагали напасть на него в его постоялом дворе, принадлежавшем виленскому судье Яну Полгрошку. Однако сценарий тайной мести Радзивиллов не устраивал. Владимир в то же время пытался договориться с панами радами о мировой сделке, однако был уже вечер, и ему посоветовали отложить дело до утра. Утром 24 апреля 1580 г. В.С. Заболоцкий собирался на службу в Пречистенскую церковь. Он направился на богослужение в окружении своих слуг и сослуживцев. Зная о планах московитов, К. Радзивилл отправился по улице от Завелейских ворот к церкви Святого Духа. По дороге к нему присоединились королевские дворяне А. Потылицкий и М. Нарушевич. Там уже ждали его пешие служебники. В то же время конники стояли наготове на улице перед монастырем. Всего – несколько сот вооруженных людей.

Согласно Евлашевскому, когда ротмистр–московит вышел на улицу, заговорщики направились к нему сразу с трех сторон – от городских ворот, по улице от церкви и сзади из калитки. Первым его настиг С. Горецкий Яхимович, «служебник» М.Ю. Радзивилла[98]. Нападавшие воспользовались фактором неожиданности, оттеснили слуг Заболоцкого У.В. Сарыхозина, В.З. Жохова и В.И. Бунака, ранили и избили оставшихся при нем московита Путило и литвинов М. и В. Славинских. Попытка окруженных прорваться в дом литовского кухмистра С. Шемета не удалась, Владимир был ранен выстрелом из мушкета, после чего к нему подъехал К. Радзивилл и проговорил: «Ну вот видишь, изменник, теперь мы квиты». На это прозвучал ответ: «Милостивый пане троцкий, что я говорил, то все лгал, не вели меня убивать, ради Бога!». Перед тем, как удалиться, Радзивилл приказал слугам не добивать раненого, но подоспевший откуда–то Горецкий то ли не знал приказа, то ли получил другой. По Евлашевскому, Себастьян добил противника, пронзив его палашом «под правą персь»[99]. На глазах толпы унесли тяжелораненого Заболоцкого. Через два часа он умер.

На следующий день в Виленском гродском суде началось расследование. Были опрошены посторонние свидетели, затем сторона потерпевшего и, наконец, свидетели Радзивилла. Королевскому дворянину У. Сарыхозину было предложено выступить в роли королевского прокурора (

С. Горецкий-Яхимович, начавший стычку и нанесший Владимиру роковой удар, понес, видимо, умеренное наказание. Его имя позднее встречается в гродских актовых книгах Виленского повета. Стефан Баторий в совершении убийства заочно обвинил Радзивилла. Когда 25 апреля представители каштеляна троцкого писарь земский менский С. Гладкий и королевский секретарь И. Пельгжимовский явились в суд, они не отрицали и так известного всем. По их словам, Заболоцкий при короле нанес оскорбление всему роду Радзивиллов в лице каштеляна троцкого[100]. В сохранившемся послании Стефана Батория К. Радзивиллу, в котором, помимо обвинения Радзивилла в убийстве королевского шамбелана, содержится панегирик–эпитафия Заболоцкому[101]. Видимо, этой эпитафией (не считая слов обращения короля к К. Радзивиллу) должно было быть украшено надгробие В.С. Заболоцкого. Король подчеркивает, что В.С. Заболоцкий – шляхтич. Обоснование того, что убит московит «по рождению», но шляхтич по правам и заслугам, придало делу ту остроту, которую подчеркнул Стефан Баторий, лишая К. Радзивилла и его служебников возможного судебного оправдания[102]. Впрочем, после Великолуцкого и Псковского походов от королевской немилости к гетману не осталось и следа.

Можно предположить, что с убийством Заболоцкого связан громкий процесс по делу о государственной измене родственника Радзивилла, Г.Ю. Остика. О его казни Евлашевский сообщает сразу после рассказа об убийстве Заболоцкого, хотя и не говорит о том, насколько эти два события взаимосвязаны[103]. Остики были дальними родственниками Радзивиллов. В устных беседах с царским посланником Л. Новосильцевым, записанных им и отправленных в Москву 21 февраля 1576 г., Григорий Остик предлагал Ивану Грозному помощь его сторонников в Литве в обмен на Бельск и Ковель кн. А.М. Курбского, а также должность гетмана дворного, на то время занятую сыном воеводы виленского К. Радзивиллом–Перуном[104]. Этот сепаратный проект Остиков был нацелен против литовского канцлера и его сына, однако уже в марте 1576 г. Г.Ю. Остик и М.Ю. Радзивилл совместно обратились к царю, предложив ему условия вступления на литовский трон. Раскрыться эти планы могли уже в феврале – марте 1576 г., что и привело к замирению между Остиками и Радзивиллами[105]. А четыре года спустя «измена» Остика неожиданно получила широкую огласку. В июне 1580 г. его слуга уличил своего пана в тайных переговорах с посланником царя Григорием Нащокиным. Остик, некогда покусившийся на пост К. Радзивилла, был разоблачен отцом провинившегося гетмана[106].

Смерть Заболоцкого повлекла за собой раздел его имений. Незадолго до виленской бойни на королевскую службу перешел полоцкий пленник кн. В.И. Телятевский, женатый на сестре Заболоцкого Авдотье. Вскоре после смерти Заболоцкого, 10 мая 1580 г. король подписывает Телятевскому привилей на часть имений убитого. Другие части имений Заболоцкого в тот же день были переданы Л.Т. Третьякову–Ракову, П.И. Волынскому, М.И. Ржевскому. Огромными фольварками Блудно в Кобринской державе и Деревная в Слонимском повете завладел урядник королевской Коморы, староста ланцкоронский Франциск Веселинский, который, как и Заболоцкий, служил Стефану Баторию еще в Трансильвании. Державу Бирштанскую с дворами Бирштаны и Прены, местечками и селами, а также лесничество Бирштанское король передал в держание своим венгерским ротмистрам братьям Каспару и Габриэлю Бекешам «с Корняту». Таким образом, король целенаправленно распределял землю Заболоцкого между его соотечественниками и своими венгерскими слугами.

В.С. Заболоцкий обзавелся в Речи Посполитой служебниками, урядниками, поверенными, боярами, подданными и челядью. В его свите было немало перебежчиков из России. Едва ли не первым его служебником в источниках выступает урядник слонимского имения, а затем лепесовецкий Иван по прозвищу Грешный – возможно, московит[107]. В 1563–1564 гг. Заболоцкий возглавлял роту преимущественно московитов, которая путешествовала вместе с ним между Трансильванией и ВКЛ. В 1567 г. интересы Заболоцкого в Кременецком гродском суде защищает московит П.В. Остафьев–Вороновецкий, в будущем – служебник и юрист кн. А.М. Курбского. По сообщению статейного списка 1571 г., во время осады Заболоцким Глуцка из ручницы был ранен в руку его служебник Е.В. Бутурлин . К концу XVI в. он вернется в Россию[108]. Урядником ляховицким был сын боярский М. Зверев, о московском происхождении которого знал Ф.М. Евлашевский. Мемуарист молитвенно вспоминает какое–то предсмертное преступление Михаила, совершенное вскоре после смерти его пана. Он был повешен осенью 1580 г. во время похода отряда Ф. Кмиты на Смоленск – возможно, по подозрению в измене в пользу царя Ивана. В момент нападения отряда Радзивилла Владимира сопровождали слуги и друзья – жмудский держатель В.З. Жохов, кременецкий землевладелец В.И. Бунак, Путило (возможно, слонимский слуга). Известен слонимский «боярин» москвитин Игнатий, владевший землями в имении Заболоцкого.

Литвины  и поляки в его окружении – это урядник Лепесовки Ф. Гладкий, герой Гданьской войны М. Петровский, судебный поверенный М. Зенкович, виленские шляхтичи М. и В. Славинские, хлопец Криштоф и др. Еще один служебник В.С. Заболоцкого – талантливый писатель новогрудский шляхтич Ф.М. Евлашевский, сын ляховицкого православного священника Михаила Левоновича и Федоры Околовны Никифорович[109].

О друзьях В.С. Заболоцкого судить труднее, чем о слугах. Видимо, к их числу можно отнести Сарыхозиных. С Агишем его объединяла служба в королевской гвардии Стефана Батория. Агиш и Умар Сарыхозины, а также Т.И. Тетерин прославились в Изборской авантюре 1569 г. и, вероятно, какое–то время составляли один круг московитов, связанный с Курбским и Заболоцким. Близость волынских имений и совместная служба в королевской гвардии Стефана Батория могла сблизить Владимира Заболоцкого с московитом Остафием Бахтияром Измайловым.

Какими были отношения Заболоцкого с Курбским? Вряд ли служебными. Неравенство между ними было оставлено в московском прошлом. Можно предположить, что между ними присутствовали дружба и конкуренция за влияние при дворе. Они оба были старостами, то есть занимали высшие из доступных московитам государственные должности в Короне и Литве. Оба – королевские дворяне, выражавшие свою преданность короне, помимо прочего, использованием польского и латыни на письме. При этом Заболоцкий, как и Курбский в подписи “Andrej Kurpski”, выразительно полонизирует свою фамилию: “Włodymierz Zabłoczky”. Оба с энтузиазмом восприняли идею лиги христианских государств против Турции и почти одновременно, хотя, вероятно, порознь, вели переговоры об этом с аббатом Циром. Оба нашли опекуна и друга в лице киевского воеводы кн. К.К. Острожского. Следует, однако, отметить, что противники Заболоцкого кн. Ю.Ю. Слуцкий и Я.И. Ходкевич были в хороших отношениях с Курбским.

Многообразные свидетельства позволяют по крупицам восстановить европейский жизненный опыт знатного московита, увидеть в его карьерном досье продвижение к той социальной вершине, которая была достижима для перебежчика-московита. В деятельности В.С. Заболоцкого сочетаются решительность и авантюризм,планомерное накопление королевских староств и умение воспользоваться благоприятным стечением обстоятельств. Размер его владений в правление Стефана Батория достигает и даже превышает крупнейшие имения московитов на королевской службе. Несмотря на боевую харизму кн. А.М. Курбского, В.С. Заболоцкого можно считать наиболее успешным ротмистром из российских эмигрантов своего времени, что по достоинству оценили все три короля, в правление которых он бывал в Речи Посполитой. И вместе с тем в его образе, сложившемся в восприятии польско-литовской знати, соединены те представления о «московите» времен Ливонской войны, которые сказались на его интеграции в польско-литовское общество и прямо или косвенно привели его жизнь к трагической развязке.

Примечания:

>

* Ерусалимский Константин Юрьевич, кандидат исторических наук, доцент кафедры истории и теории культуры РГГУ.

[1] Зимин А.А. Состав Боярской думы в XV–XVI веках // АЕ за 1957 год. М., 1958. С. 48, 63; Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963. С. 383; Kleimola A.M. Patterns of Duma Recruitment, 1505–1550 // Essays in Honor of A.A. Zimin. Columbus, Ohio, 1985. P. 251, 252; Кузьмин А.В. Фамилии, потерявшие княжеский титул в XIV – первой трети XV в. (Ч. 1: Всеволож Заболоцкие, Волынские, Липятины) // Герменевтика древнерусской литературы. М., 2004. Сб. 11. С. 703–718.

[2] Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х годов XVI в. М.; Л., 1950. С. 76, 138.

[3] Описи царского архива XVI века и архива Посольского приказа 1614 года. М., 1960. С. 41; Государственный архив России XVI столетия. Опыт реконструкции. Ч. 1. М., 1978. С. 90.

[4] РГАДА. Ф. 78 (Сношения России с римскими папами). Оп. 1. Кн. 1. Л. 276 об.

[5] Родословная книга князей и дворян российских и выезжих... (Бархатная книга). Ч. 2. М., 1787. С. 45; Памятники истории русского служилого сословия / сост. А.В. Антонов. М., 2011. С. 107–108.

[6] Веселовский С.Б. Указ. соч. С. 383–384; Prince A.M. Kurbsky`s History of Ivan IV / ed. with a transl. and notes by J.L.I. Fennell. Cambridge, 1965. P. 220. См. также: Ерусалимский К.Ю. Сборник Курбского: Исследование книжной культуры. Т. 2. М., 2009 (далее – СК и номер листа источника). С. 217 (л. 99 об.).

[7] Жизнь князя Андрея Михайловича Курбского в Литве и на Волыни: Акты, изданные временною комиссиею, высочайше учрежденною при киевском военном, подольском и волынском генерал-губернаторе. Т. 2. Киев, 1849 (далее – ЖКЛВ). С. 243. Прим. 37.

[8] Скрынников Р.Г. Начало опричнины. Л., 1966. С. 170.

[9] Тысячная книга... С. 138.

[10] Государственный архив... Ч. 3. М., 1978. С. 484–485.

[11] Зимин А.А. Опричнина. М., 2001. С. 83.

[12] Свяжынскi У.М. Гi<старычныя запiскi Ф. Еўлашоўскага. Мiнск, 1990. С. 106.

[13] Biblioteka XX Czartoryskich w Krakowie (далее – BCz). Rkps 1662. S. 412 (карандашная пагинация).

[14] Акты издаваемые Виленскою < комиссиею. Т. 22. Вильна, 1895. (далее – АВАК-22). С. 26–27, 70–71. < комиссиею. Т. 22. Вильна, 1895. (далее – АВАК-22). С. 26–27, 70–71. <Археографическою< комиссиею. Т. 22. Вильна, 1895. (далее – АВАК-22). С. 26–27, 70–71.

[15] РГАДА. Ф. 389 (Литовская Метрика). Оп. 1 (далее – ЛМ). Д. 73. Л. 343–343 об., то же: ЛМ-74. Л. 224–224 об.

[16] BCz. TN. Rkps 72. S. 289; Rkps 2463. S. 240.

[17] BCz. TN. Rkps 72. S. 319; Rkps 2463. S. 242.

[18] Archiwum Główne Akt Dawnych w Warszawie. Archiwum Skarbu Koronnego. Dz. I. Rachunki Królewskie. Sygn. 187. K. 30, 34, 91v. Датировка первых двух записей согласуется с соседними записями в деле, относящимися к 1563 г. (см.: Ibid. K<. 3–4, 6, 9, 11, 14, 16, 19, 24, 34v< и сл.).

[19] ЛМ-73. Л. 343–343 об., то же: ЛМ-74. Л. 224–224 об.

[20] ЛМ-37. Л. 329, 587 об.–588; Центральний державний iсторичний архів Украïни у м. Києві (далее – ЦДIАУК). Ф. 21 (Кременецький гродський суд). Оп. 1. Спр. 9. Арк. 116 зв.–117 зв.

[21] Свяжынскi У.М. Указ. соч. С. 93.

[22] ЛМ-54. Л. 59–59 об.

[23] ЛМ-267. Л. 228–229 об.; ЛМ-266. Л. 89 об.–91.

[24] ЦДI<АУК. Ф. 1 (Скарб коронний). Оп. 1. Спр. 2. Арк. 334–359 зв., здесь л. 345 об.

[25] ЖКЛВ-2. С. 247–248, 250, 252–254.

[26] Соболев Л.В. Князь К.-В. Острожский как лидер «русского народа» Речи Посполитой. Дисс.... канд. ист. наук. М., 2002. С. 115–116.

[27] Там же. С. 250.

[28] AGAD. ASK. Dz. II. Rachunki Sejmowe. Sygn. 22. K. 68v–70v.

[29] ЛМ-47. Л. 104–105; ЛМ-265. Л. 68 об.–69 об.; ЛМ-266. Л. 75 об.–76; ЛМ-268. Л. 238–240 об.

[30] ЛМ-266. Л. 94.

[31] ЛМ-265. Л. 94 об.–95, 189–189 об.

[32] Archiwum książąt Lubartowiczów Sanguszków w Sławucie. T. 7. Lwów, 1910. (далее – AS-7). S. 156–157; Янушкевiч А. <Вялiкае <Княства Лi<тоўскае i Iнфлянцкая <вайна1558–1570 гг. Мi<нск, 2007. С. 189.

[33] AS-7. S. 166–167, 169–170, 172–176.

[34] Bodniak S. Z wyprawy radoszkowickiej na Moskwę w roku 1567/68 // Ateneum Wileńskie. 1930. R. 7. Z. 3–4. S. 80>5–806;Хорошкевич А.Л. <Россия в системе международных отношений середины XVI в. М., 2003. <С. 485. С. Бодняк видит во «Владимире» князя Владимира Андреевича Старицкого. Это предположение, высказанное, впрочем, в очень осторожной форме, невероятно. А.Л. Хорошкевич вслед за С. Бодняком упоминает «Владимира», никак его не идентифицируя. На мой взгляд, московит-ротмистр с таким именем в польско-литовском войске 1560-х гг. не может быть кем-то иным, кроме В.С. Заболоцкого.

[35] ЛМ-58. Л. 58 об.

[36] ЛМ-265. Л. 107 об.–108 об.

[37] Lietuvos Metrika. Knyga Nr. 531 (1567-1569). Viešųjų reikalų knyga 9. Vilnius, 2001. С. 43, 45; Янушкевiч А. Указ. соч. С. 262–265.

[38] ЦДIАУК. Ф. 21. Оп. 1. Спр. 11. Арк. 120–120 зв., Арк. 134 зв.–135 зв. Данное дело мне было не доступно. Пользуюсь внутренней описью и конспектами И. Тесленко.

[39] ЛМ-50. Л. 175 об.–176, то же: ЛМ-266. Л. 246 об.–247.

[40] ЛМ-266. Л. 291–291 об.

[41] ЛМ-265. Л. 182–183.

[42] Jaroszewicz J. Obraz Litwy pod względem jej cywilizacji. T. 2. Wilna, 1844. S. 186–189; Auerbach I. Andrej Michajlovič Kurbskij: Leben in osteuropäischen Adelsgesellschaften des 16. Jahrhunderts. München, 1985. S. 132. Anm. 127.

[43] ЛМ-73. Л. 341 об.–343 (sic, здесь ошибка в пагинации), то же: ЛМ-74. Л. 224.

[44]Л-48. Л. 356 об.–358; ЛМ-52. Л. 127–128; AGAD. ASK. Dz. I. Księgi poborowe. Sygn. 64. K. 127.

[45] BCz. TN. Rkps 79. S. 549–552; Rkps 2463. T. II. S. 247.

[46] Lietuvos Metrika. Knyga Nr. 532 (1569–1571). Viešujų reikalų knyga 10. Vilnius, 2001. P. 82–83; AGAD. Zb. dok. perg. Sygn. 8745. S. 1.

[47] ЛМ< -54. Л . 63–73 об.; ЛМ -57. Л . 15 об.–18 об.; ЛМ-63. Л. 142–143 об. См. также: Лаппо И.И. Великое Княжество Литовское за время от заключения Люблинской унии до смерти Стефана Батория (1569–1586). Опыт исследования политического и общественного строя. Т. 1. СПб., 1901. С. 272.

[48] Lietuvos Metrika. Knyga Nr. 532... Р. 82–83, 85; Янушкевiч А. Указ. соч. С. 189.

[49] Лурье Я.С. Донесения агента императора Максимилиана II аббата Цира о переговорах с A.M. Курбским в 1569 году: (По материалам Венского архива) // АЕ за 1957 год. М., 1958. С. 456–457; Акты Западной России. Т. 3. СПб., 1848. С. 151.

[50] Сборник Императорского Русского Исторического Общества. Т. 71. СПб., 1892 (далее – СИРИО-71). С. 806.

[51] ЖКЛВ-2. С. 256.

[52] ЦДI АУК. Ф. 21. Оп. 1. Спр. 13. Арк. 1–1 зв. Обрывок акта.

[53] ЛМ-49. Л. 73 об.–76.

[54] ЛМ-266. Л. 379 об.–381.

[55] ЛМ-55. Л. 24 об.–25 об.

[56] ЛМ-265. Л. 306 об.–307 об.; ЛМ-266. Л. 421–421 об.

[57] ЛМ-58. Л. 58 об.

[58] СИРИО-71. С. 807.

[59] AGAD. AR. Dz. V. Sygn. 2044. S. 65–67.

[60] Jerusalimski K. Rosyjska emigracja w Rzeczypospolitej w drugiej połowie XVI w.: nowe problemy, źródła, interpretacje //Канструкцыя i дэканструкцыя< Вялiкага княства Лi<тоўскага: Матэрыялы мiжнароднай <навуковай канферэнцыi, Гродна, 23-25 красавi<ка 2004 г. Мi<нск , 2007. С. 155–157.

[61] <ЛМ -58. Л. 58 об., то же: ЛМ-63. Л. 142–143 об.

[62] Stryjkowski M. Kronika Polska, Litewska, Żmόdzka i wszystkiej Rusi. T. 2. Warszawa, 1846. S<. 451; Памятники истории Восточной Европы: Источники XV-XVII вв. Т. 7. Посольская книга по связям России с Польшей (1575 -1576 гг.). М., 2004 (далее – ПИВЕ-7). С. 27.

[63] Лаппо И.И. Великое Княжество Литовское... Т. 1. С. 272.

[64] Свяжынскi У.М. Указ. соч. С. 96.

[65] AGAD. Zespół 1 (Zbiór dokumentów pergaminowych). Sygn. 8745. K. 1–1v; ЛМ-57. Л. 15 об.–18 об. Благодарю А.В. Казакова, обратившего мое внимание на оригинал из Архива древних актов в Варшаве. См. также: ЛМ-63. Л. 142 об.

[66] Biblioteka PAN. Rkps 355. S. 69. Письмо написано в Вильне 5 мая, вероятно, 1576 г. Однако эта датировка нуждается в дополнительном обосновании. См. также: Grala H. „Ex Moschouia ortum habent“. Uwagi o sfragistyce i heraldyce uchodźców moskiewskich // Rocznik Polskiego Towarzystwa Heraldycznego. Nowej Serii. Warszawa, 1999. T. 4 (15). S. 106. Przyp. 28. Работу с текстом письма облегчил Л.В. Соболев, за что выражаю коллеге глубокую благодарность.

[67] Археографический сборник документов, относящихся к истории Северо-Западной Руси. Т. 4. Вильна, 1867. С. 23–24.

[68] ЦДIАУК. Ф. 21. Оп. 1. Спр. 19. Арк. 55 зв.–56, 66–66 зв., 88–89 зв., 90 зв.–91, 104 зв., 115, 148–148 зв.

[69] ЦДIАУК. Ф. 22. Оп. 1. Спр. 5. Арк. 34 зв.; Спр. 7. Арк. 114 зв.

[70] ЦДIАУК. Ф. 21. Оп. 1. Спр. 19. Арк. 56–57, 66–66 зв.

[71] Там же. Арк. 86.; ЖКЛВ-2. С. 259–262.

[72] ЛМ-194. Л. 88–91 об. (29 августа 1576 г.); ЦДIАУК. Ф. 21. Оп. 1. Спр. 19. Арк. 116, 136–136 зв., 143–143 зв., 150.

[73] ЛМ-58. Л. 14-14 об.

[74] AGAD. ASK. Dz. III. Rachunki nadworne. Sygn. 3. K<. 30–31v, здесь л. 31 об.

[75] ЛМ-58. Л. 58–59 об., 111 об.–113 об., 139–139 об.; ЛМ-63. Л. 116–116 об.

[76] ЛМ-63. Л. 142–143 об.

[77] ЛМ-64. Л. 22 об.–26.

You have no rights to post comments
У вас нет прав, чтобы оставлять комментарии