В февральском номере журнала "Караван историй" появились воспоминания последней любви Булата Окуджава Натальи Горленко. Хорошо, тактично написано, но сейчас не об этом.
Хотелось бы остановиться только на одном моменте. А именно — преждевременная смерть Галины Смольяниновой, первой жены Булата. Вот об этом фрагмент из публикации.
Тогда я не поняла смысла последней фразы, но пройдет время и приятель Окуджавы посвятит меня в тайну трагической смерти Галины Смольяниновой:
— Булат ушел от нее к Ольге. И после оформления развода, ровно через год — день в день — Гали не стало. Официальная версия — острая сердечная недостаточность, но на самом деле — самоубийство.
— Как?!!
— А ты разве не знала? Я, выпучив глаза, помчалась искать Булата.
— Это правда?! То, что твоя первая жена покончила с собой?!
На его лице не дрогнул ни один мускул: — Успокойся. Ходят такие слухи... И я как-то сразу поверила, что это всего лишь слухи.
И снова, как сорок восемь лет назад развернулась дискуссия (только уже не на кухне, а в интернете) — слухи это или правда. В этой связи я решил поделиться результатами своего «расследования».
Галина умерла в 7 ноября 1965 года в возрасте 39 лет.
Многие из тех, с кем мне довелось говорить об этом, уверяли, что это было самоубийство, Галина повесилась. Но непосредственных очевидцев, которые бы, что называется «из верёвки вытаскивали», не находилось. Но вот в 1998 году мне довелось познакомиться со сценаристом Николаем Васильевичем Рожковым. Он был уже очень старенький и постоянно жил в Доме ветеранов кино. Он рассказал мне, что был в том писательском доме, где умерла жена Булата, председателем домкома или что-то вроде этого. И всё происходило чуть ли не на его глазах. И он категорически заявляет, что жена Булата Окуджава Галина повесилась. Но... всё-таки девяносто второй год шёл человеку (через несколько месяцев после нашей встречи Рожков умер).
Я рассказал об этом сестре Галины Ирине Живописцевой, и она категорически отвергла эту версию. Ирина Васильевна сказала, что есть свидетельство о смерти её сестры, где чёрным по белому написано, что та умерла в результате сердечного приступа. Но для меня, как для опытного следователя, верного продолжателя Эркюля Пуаро и мисс Марпл, свидетельство о смерти серьёзным аргументом не было. Дело в том, что мне, как советскому человеку, было известно, что в Советском Союзе самоубийств быть не могло в принципе и такие случаи должны были трактоваться как инфаркт или инсульт.
— Ну, хорошо, а как вы себе представляете, что мать наложила бы на себя руки в присутствие одиннадцатилетнего сына? Ведь она сына очень любила!
Такое представить было, действительно, трудно. Каким бы плохим не был бросивший её муж, как бы ни хотелось ему «насолить».
Вопрос оставался. И вот как-то я пришёл домой к другу Булата литературному критику Бенедикту Сарнову. А они с Окуджава ещё и соседями были. Естественно, среди прочих, я задал вопрос хозяину и о смерти Галины. Бенедикт Михайлович категорически заявил, что это был сердечный приступ.
Я, как опытный следователь, усомнился и попросил подробностей. И тогда Сарнов позвал свою супругу, и они вдвоём, перебивая друг друга, рассказали мне, как было дело. Как прибежал к ним перепуганный сын Булата и Гали (они жили не то этажом выше, не то ниже, не помню) и сказал, что маме плохо. Как они с женой побежали в квартиру Окуджава и обнаружили Галю ещё живой. Как безуспешно пытались вызвать скорую помощь (день был праздничный). Как они бегали к каким-то другим соседям, зная, что там живёт врач, но врач не захотел отрываться от праздничного застолья. Скорая всё-таки приехала, но опоздала.
На этом я своё расследование закончил. Я уже и сам, казалось, неплохо знал Галину Васильевну по многим рассказам. И был рад, что не обманулся в ней — не могла такая женщина так подло поступить по отношению к своему любимому единственному сыночку.